Быль о Суздали, о гуслях, о Татьяне Купреяновой

Если вы вдруг оказываетесь в Суздали, идете по главной, Кремлевской, улице, завороженные стариной, и вдруг слышите непривычный для современного уха звук переливающихся струн, отдаленно напоминающий приглушенный колокольный звон, - не останавливайтесь и не бойтесь - это не мистика, не Китеж-град под землей звенит, - это звучат настоящие живые гусли.

Идите на этот звук - и вы увидите: странного вида женщина, закрыв глаза, водит руками по струнам причудливого инструмента.

- Что это? - спросите вы
– Гусли, - ответит она.

Для кого-то первая встреча с древним русским городом стала именно такой.

Но далеко не всегда на этой улице звучали гусли. Колокола - да. Но гусли появились совсем недавно, вместе с их мастером - Татьяной Купреяновой. Сама Татьяна тоже не всегда была мастером и уличным музыкантом. В Суздаль она приехала по велению души и совсем с другой профессией. По образования Татьяна - режиссер народного театра. И сначала она руководила народным театром в местном Доме Культуры. Затем, в том же Доме Культуры, - создала свой собственный, авторский театр, "Плеяды". Вот так вот, сходу, определить жанр этого театра довольно сложно. Это был театр одного актера и одного режиссера… Вернее, одного режиссера, потому что актерами были: музыка, силуэт, свет и тень. Можно назвать это театром теней. Но, по сути, это был просто маленький уютный зал, где, в теплой, почти домашней атмосфере, звучали стихи, песни, шли спектакли. И появились первые гусли.

Театр, меняя место расположения, просуществовал, в общей сложности, десять лет. Затем у города появились более важные проблемы, и театр - закрыли. Теперь в этом помещении сауна или спортивный зал - это уже не важно.

Важно, что благодаря этому театру, вернее, пространству этого театра, (вокруг которого всегда появлялось очень много интересных людей: поклонников театра и просто - друзей) - возникло такое явление, как Татьяна Купреянова и ее гусли. Думаю, что Татьяна - единственная, в России, женщина - мастер музыкальных инструментов. Да и в мире - надо еще поискать (может и есть, где-нибудь в Африке).

О том, как Таня работает с деревом у себя на кухне или в кузнице у друзей, или, где угодно, - можно говорить часами, а смотреть на это - просто глаз не оторвать. Вообще, всегда приятно смотреть, как работает другой человек, но здесь… Мне показалось, что я была свидетелем волшебства, когда Таня за пятнадцать минут вырезала топором (топориком) из половины полена - прямо настоящий черепаший панцирь для задумывавшейся тогда древнегреческой лиры.

Иногда, когда я вижу, с каким бесстрашием она берется за свои стамески, рубанки и всякие другие деревяшки-железки, - мне хочется сравнить ее с русской былинной богатыршой Настасьей Микулишной, которая, кстати, была не только воином, но и кузнецом (могла коня на скаку остановить и подковать!).

Сама себя Таня, в шутку, называет "Мама Карла", потому что считает всех своих звенящих "буратин" - живыми существами, у каждого из которых свой звук, характер, и даже - своя судьба.

Гусли в ее жизни появились почти случайно, но вошли в неё так основательно и прочно, что стали даже частью фигуры, которую так часто видят жители города на главной, Кремлевской, улице.

И все началось с того, что однажды к нам в Суздаль забрели два гусляра с инструментами, которые себе сами смастерили. "А как в старину было? - заметил один из них, - каждый сам себе инструмент и делал. Под свою руку, под свой голос. Чай все мастеровые были, топор да пилу в руках держали, да и с деревом работать умели. Так и мы".

Все так просто. И так заманчиво.

Мне, конечно, и в голову тогда не пришло, что и я могу сама себе сделать гусли. А вот мои друзья - загорелись. Внимательно рассмотрели инструменты наших гостей. Потом притихли… замолчали… задумались...

И вот, однажды, поздним осенним вечером - звонок в дверь. На пороге стоит Татьяна с каким-то предметом, бережно завернутым в тряпки. На лице ее - загадочная улыбка. Заботливо положив этот предмет на диван, она начала его разворачивать, - точно младенца.

- Вот, - сказала она, - гусли…

Так мы увидели первые, еще совсем неумелые, выдолбленные кухонным или сапожным (более подходящего - не нашлось) - ножом, - маленькие, но уже ни на какие другие не похожие, - гусли. Мы их приняли с недоверием. Как заправские мастера, кинулись высказывать свое мнение: тут - не так, там - не то… Таня стояла растерянная и тихая… Разве в том дело, - как надо?! - само их появление было для нее чудом. Первые свои гусли Таня назвала "Алатырь" ("Алатырик"). Называла так, потому что - первые, - как первым был - камень Алатырь, с которого вся земля наша начиналась, и за которым птица-утица на дно морское трижды ныряла.

Вторые - Таня почему-то решила сделать почти круглыми, овальными. В форме Вселенной, наверное. Но в результате художественных дополнений к основному корпусу: хвоста и носа, - получилось существо, которое мы назвали "Дельфин". Сейчас эти гусли живут у Татьяны Алешиной в Санкт-Петербурге.

Третьи были наиболее приближены к прообразу тех, новгородских гуслей. Хотя, приближены весьма своеобразно. Эти гусли уже несли, в основе своей, тот классический "ковчежек", сверху которого кладется дека и натягиваются струны. У этих гуслей было свое особенное - птичье - лицо (на рукоятке струнодержателя), и имя - "Гаага".

Потом были малюсенькие, пятиструнные гусли "Арья", которые Таня сделала из половины небольшого бревнышка, - для своей дочери - Ипполиты. Затем пошли эксперименты с медью, с обжигом дерева…

Обжиг - это отдельная сага. Обычно Таня делает его на улице, прямо в костре. Но иногда заходит в училищную мастерскую к знакомым кузнецам, и кладет прямо в печь, где раскаливают железо для ковки, - свои заготовки под гусли. Когда дерево охватывает пламя, - Таня тут же достает их из печи и сметает сажу. И открывается удивительное кружево древесного рисунка. Когда я впервые увидела это, - я тут же вспомнила знаменитый древнегреческий миф о Фетиде (или Деметре), которая бросала новорожденных детей в печь для того, чтобы они обрели бессмертие.

А для "здравомыслящих" мужиков-мастеровых, к которым Таня иногда ходит за советом и показывает свои работы, - все ее поиски и находки, - только сущая неграмотность: "Да так никто не делает?!". Но, все же, недоверчиво покрутив в руках непонятное древесное сооружение, попробовав его звук, нехотя соглашаются: "Да, странные, - но звучат".

Такое же недоумение вызывает у профессиональных музыкантов танина манера игры на гуслях. Она, конечно, не концертная, скорее, - медитативная, но все-таки, опять же, ни на кого не похожая, - абсолютно своя… Я бы даже сказала, сугубо-авторская. Такая же упрямо-авторская,- каким был когда-то ее театр, ни в какие рамки не вписывающийся, ни под какие жанры не подходящий, ни на что не похожий.

Но чудо-то в том, что Таня, которая всю жизнь считала, что у нее нет ни голоса, ни слуха, сделав себе инструмент - начала на нем играть. Она начала играть, - и это было уже не остановить, они играла сутками на пролет, играла и днем, и ночью, не переставая (не утрирую - правда). И сами гусли научили ее играть на них.

В тот момент мы все поняли, что рядом с Таней живут просто золотые соседи. Не трудно себе представить, какая слышимость в старых хрущевских домах. А гусли - инструмент не тихий, - да еще играла бы хорошо, а то ведь, сначала, просто бренчала. Училась. Но в милицию Таню не сдали, из квартиры не высели. К тому же, со времени закрытия театра, в ее маленькую кухню переехала еще и мастерская! Не знаю, что там, на самом деле, думают о Тане ее соседи... Но истинное отношение людей друг к другу - всегда остается тайной, правда, до той поры, пока не подвернется случай её открыть.

Так, однажды, кто-то из знакомых шел по Кремлевской улице и разговорился с бабушкой, которая торговала на улице малосолеными огурцами. Речь зашла, собственно, ни о чем, просто о том: "Как идет торговля, бабуля!", и бабуля совершенно неожиданно ответила:

- Да, пока ходила тут одна блаженная, да все на гуслях играла, - и торговля-то шла хорошо, а как перестала ходить да играть, - и торговля не идет!
Вот оно! - подумалось мне, - народное-то признание. Даже и не признание - присвоение. Придется теперь Тане помогать своим землякам, - куда деваться-то, когда стал народной приметой.

Может быть, это вообще свойство человека - складывать о жизни свою сагу, свой эпос, но для Тани - любое событие в жизни приобретает какое-то особенное, ей одной понятное, глубокое значение.

Ее взгляд в повседневную жизнь удивительно окрыляет совершенно незначительные, казалось бы, события: ну, например, спилили старый клен на улице Гоголя, - сняли старые лаги с крыши церкви Ризоположенского монастыря, - подошла собака и лизнула руку, - Ильинский храм начали восстанавливать, - пошел дождь, - появилась радуга. Все это не просто повседневные события, которые наполняют и переполняют нашу жизнь, а точка отсчета: "Это было тогда, когда кровлю Ильинской церкви перекрывали, помнишь?!" Да где же уж тут упомнить?! Я и все Новые года-то не вспомню, не то что, когда где какую крышу перекрывали. "Ну, как же? Это же не просто какой-то храм - это Ильинский, тот, что на Ильинском лугу. И стоит не на простом холме, а на том, где когда-то было языческое капище…".

И тут я сдаюсь. Потому что, действительно, за каждым событием - целая цепочка других: внутренних и внешних, - и все это нанизывается на удивительные истории, в том числе, связанные с появлением каждого нового инструмента.

Сама Таня к этим гусельным историям относится очень серьезно, и не считает их выдумками. Да и какие тут сказки?! Разве бабушка на улице неправду сказала?!

Но и поморские рыбаки, рассказывая свои замысловатые истории долгими зимними вечерами, - не называли их сказками, а говорили, что "все так и было", даже, если это и заведомая небылица, вроде, писаховской, о "мороженых словах". Все равно - было! А уж ты - сам, как хочешь: верь, али не верь!

Историям можно и не верить, а вот не удивиться Tаниным гуслям - невозможно.

Была бы моя воля, - я создала бы музей ее инструментов. Настоящий музей современных народных инструментов, созданных руками удивительной женщины.

Елена Фролова, сентябрь 2005, Готланд, Швеция.